Охай
Жиль былъ беднякъ, у бедняка былъ сынъ; городскихъ телять пасъ тоть сынъ. Разъ, подъ вечеръ, вернувшись отъ телятъ, сказалъ онъ отцу: "отецъ! надоела мне эта бедность; ни сытаго дня нетъ для насъ, ни радостнаго дня нетъ. Завтра по-утру вставъ, пойду я кь телятамъ; какъ только я уйду, и ты ступай сватать за меня дочь нашего царя." — "Ты взбесился, съ [52]
ума сошелъ, что-ли? за телятника можетъ ли выйти царская дочь? объ этомъ и говорить не можно," возразилъ отець. "Можно." возражалъ сынъ; возникъ между ними великий споръ. Сказалъ сынъ, наконецъ: "угодно, ступай сватать за меня девицу; не угодно, не ходи; но знай, что я уже более не буду сыномъ и, покинувъ тебя, уйду куда бы то ни было."
Вставъ по-утру, пошелъ молодець къ телятамъ. Принявъ слова его за вздоръ, изъ дому даже не тронулся отецъ. Подъ вечеръ, вернувшись домой, спросилъ его сынъ: "ходилъ ты сватать девицу, или не ходилъ?" — "Полно глупости говорить, заботься о своихъ телятахъ," сказалъ отець. Собрался сынъ покинуть домъ, на силу, то ласками, то угрозами, удержалъ его отецъ. Сказалъ ему сынъ: "если и завтра до моего возвращения ты не пойдешь, то оставайся одинъ, более и лица моего не увидишь."
Ветавъ по-утру, пошель къ телятамъ сынъ; почесывая голову, пошелъ старикъ къ царю. Побоялся онъ явиться къ царю, сталъ ходить взадъ и впередъ передъ дворцомъ; увидель его царь. "Пищи пришель просить этотъ беднякъ," подумалъ царь и, давъ старику меру муки и бараньи бока, отпустилъ его.
Пришелъ сынъ подъ вечеръ; только что пришелъ, какъ спросилъ отца: "ходилъ ты или нетъ?" — "Ходилъ, сынъ мой, вотъ эту муку и эти бараньи бока даль мне царь и отпустилъ меня; это пригоднее для насъ, чемъ его дочь," сказаль отецъ. Изготовился сынъ со света сгинуть, умереть, разбиться; тутъ силой удержаль его отецъ. По-утру, идя къ телятамъ, сказалъ сынъ отцу: если и въ этотъ разъ до моего возвращеня ты не исполнишь требуемаго, то уже не надейся на мою жизнь."
По-утру, только-что онъ ушелъ, поплелся старикъ, ахая и охая, къ царскому дворцу; увидель его царь. "Безъ нужды во второй разъ этотъ беднякъ сюда не пришелъ бы," сказаль царь и позвалъ его къ себе. "Что тебе надо, старикъ?" спросиль его царь. "Что мне надо, государь!" отвечалъ тотъ; "есть у меня сынъ, пасеть онъ городскихъ телятъ. Не знаю, съ ума-ли онъ сошелъ, взбесился-ли, только въ эти два, три дня, не даетъ онъ мне покоя, требуя, чтобы я сваталъ за него твою дочь; казни меня тутъ-же, не знаю я, что и делать." — "За-чемъ казнить тебя, старикъ, не казню, ты чемъ виноватъ?" сказалъ царь; "мне все равно, что сынъ твой телятникъ; если онъ превосходитъ другихъ людей искусствомъ и смышленостю, то отдамъ за него дочь."
Съ этимъ ответомъ вернулся старикъ домой. Пришелъ [53] домой и сынъ. Разсказалъ ему отець сказанное царемъ. Отвечалъ сынъ: "теперь не знаю никакого искусства, ничего не смыслю, но узнаю все, хотя бы пришлось идти на край света; завтра приготовься идти вместе со мной." —"Что же сделаемь мы съ телятами? хозяева ведь не пустятъ насъ," возразилъ отецъ.—"Телять пусть съедятъ волки, а хозяева пусть перемрутъ все до одного, не о нихъ у меня теперь забота" отвечалъ сынъ.
Вставъ по-утру, пошли они; шли, шли, много шли, мало шли, дошли до холма. Сильно уставъ, селъ старикъ на холмъ, сказавъ: Охай! 1 На-двое холмъ разселся и некто выскочиль наверхъ. "Что тебе надо, зачемь зваль ты меня, старикъ?" спросилъ онъ.—"Не звалъ я тебя, сказалъ я "охай!" потому-что усталъ," отвечаль старикъ. —"Мне показалось, что ты зовешь меня, такъ- какъ имя мое Охай„" сказалъ тотъ. Разговорились они тутъ, разговорились, онъ говорилъ и они говорили. Узнавъ, чего они желаютъ, сказаль Охай старику: "оставь у меня этого молодца учиться искусству и смышлености; превосходнее меня искусника нигде нетъ; въ будущемъ году, въ этотъ самый день, приходи ты за нимъ." Согласился молодецъ на это. По той же дороге, по которой пришелъ, поворотилъ старикъ назадъ, а Охай скрылся подъ холмъ, взявъ съ собою молодца.
Посмотрелъ молодецъ, — серебряные дворцы, хрустальныя башни; въ башне безмерно красивая, подобная гурии сидитъ девица. То была дочь Охая. Сказаль ей отецъ: "лягу я немного отдохнуть; этому молодцу вероятно и есть и пить хочется; угости его хорошенько."
Съ перваго взгляда полюбили другъ друга молодецъ и девица. Сказала ему девица: "теперь начнетъ тебя учить искусству—разуму мой отецъ; после каждаго урока спроситъ онъ тебя: "понялъ, или нетъ?" Смотри, если поймешь, говори, что не понялъ; если скажешь, что понялъ, то онъ убьетъ тебя, какь убиль уже многихъ подобныхъ тебе; онъ не хочетъ, чтобы, кроме его, другой человекъ узналъ искуество—разумъ."
Началъ тутъ Охай учить молодца искусству—разуму. После каждаго урока спрашивалъ его Охай: "понялъ или нетъ?" Помня сказанное девицей, не отвечаль молодецъ иначе, какъ: "не понял" а, между темъ, самого даже Охая превзошелъ во всемъ.
Коротко-ли, долго-ли, исполнился целый годъ; по сказанному [54] Охаемъ, селъ отецъ молодца на холмъ. Раскрывъ холмъ, Охай поднялся наверхъ, взявъ съ собою молодца. Сказалъ онъ старику: "сынъ твой оказался безталантнымъ, безумнымъ дуракомъ; целый годъ у меня пропалъ по-напрасну съ нимъ; возьми его назадъ; не знаю для него более приличнаго искусства, какъ пасти телятъ."
Пошли тутъ отець и сынъ, направясь домой. Дорогой началъ отецъ упрекать его, бранить, гневаться. "Съ такимъ-ли видомъ, съ такимъ-ли умомъ, задумаль ты учиться искусству. задумалъ жениться на царской дочери? О своихъ телятахъ, да какъ бы есть до-сыта хинкалъ, если бы ты заботился, то было бы и тебе лучше, и мне старику столько горя и безпокойства не наделалъ бы ты." Едва лишь успелъ высказать это отецъ, какъ сынъ, превратясь въ сераго жеребца, заигралъ передъ нимъ, заржалъ. Принявъ снова свой видъ, сказаль онъ: "что это—искусство, или нетъ?" —"Искусство, сынъ мой, искусство," ответиль отецъ. Подобнымъ же образомъ превратился сынъ въ сереброкрылаго ястреба, превратился въ золотогриваго оленя, сто разъ переменилъ видъ. Наконецъ, принявъ свой видъ, сказалъ онъ отцу: "самого Охая превзошель я во всякомъ искусстве: знай это, но не говори объ этомъ другимъ; въ первый же базарный день преврашусь я въ жеребца; выведя на базаръ, продай меня; но, смотри, съ недоуздкомъ не продавай; дойдя до дому, найдешь ты меня уже сидящимъ передъ каминомъ."
Въ базарный день превратился молодецъ въ сераго жеребца, пошелъ отецъ на базаръ продавать его. Продавъ за триста тумановъ и наполнивъ карманы деньгами, вернулся старикъ домой,—сидитъ сынъ передъ каминомъ. На второй базарный день молодецъ превратился въ гнедаго жеребца, пошелъ отецъ продавать его. Продавъ за ту же цену, вернулся старикъ домой, —сидитъ сынъ передъ каминомъ.
На третий базарный день превратился молодець въ воронаго жеребца; повелъ его отецъ на базаръ. Торопливо подошелъ къ нему некий человекъ. То былъ Охай, подъ другимъ видомъ, пришедший на базаръ для кое-какихъ закупокъ. "Какая цена?" спросиль онъ.—"Триста тумановъ," ответилъ старикъ. Отдавъ деньги, ударивъ по рукамъ, сталь уже уводить коня тотъ человекъ. "Недоуздокъ оставь, съ недоуздкомъ не продаю его," сказалъ старикъ. "Сто тумановъ надбавлю, оставь и недоуздокъ," сказаль человекъ; не согласился старикъ. "Двести, дамъ" сказалъ не согласился [55] старикъ. Наконець, когда надбавиль еще триста тумановъ, то, обезумевъ отъ денегъ, не зная самъ, что делаетъ, отпустилъ старикъ коня съ недоуздкомъ. Покатились слезы изъ глазъ коня. Севъ на него, приударилъ Охай, погналъ, приехаль къ своему холму. Разделивъ его на-двое, вошелъ онъ во-внутрь, держа коня за поводъ, и закричалъ дочери, —вышла она. Хотя и быль молодець въ образе коня, но все-таки она узнала его. "Дай мне мечъ, дочь моя, чтобы изрубить коня," сказалъ Охай. Войдя въ домъ, забросила она мечъ за шкапъ, а ножны выбросивъ на дворъ, закричала: "нетъ меча, отецъ, одни лишь ножны." —"Копье хоть дай" сказаль Охай. Железо туда же забросивъ, а древко выбросивъ на дворъ, закричала она: "острия нетъ, отець, одно лишь древко." Вызвавъ дочь и давъ ей въ руки поводъ, пошель Охай самъ въ домъ искать оруже. Снявъ недоуздокъ, пустила девица коня,— въ виде сизаго голубя улетель онъ. "Вырвался, отецъ, вырвался!" закричала дочь. "Въ какомъ виде, въ какомъ виде? закричаль Охай, выбежавъ на дворъ. "Въ виде голубя улетелъ," сказала дочь. Превратясь въ белаго кречета, взвился вследъ за нимъ Охай. Впереди голубь, за нимъ кречетъ, впереди голубь, за нимъ кречетъ. Влетевъ въ окно дворца, селъ голубь на руку царя; на окне, хлопая крыльями, сталъ кречетъ. Протянулъ царь голубя къ кречету,—въ красное яблоко превратился голубь, въ старика съ белоснежною бородою превратился кречетъ. Протянулъ царь къ старику яблоко, —мелкимъ просомъ разсыпалось оно, а старикъ превратился въ наседку съ пятидесятью цыплятами. Начали птенцы и мать клевать просо, клевали, клевали, осталось одно лишь зерно; хотела наседка клюнуть его, превратилось зерно въ толстошеяго кота, который пообрывалъ шеи и матери и птенцамъ. Тутъ, принявъ свой видъ, сказаль молодець царю: "искусство ли это, государь, или нетъ?" "Искусство, молодецъ, да еще и какое!" —"Коли это искусство, то выдай за меня теперь свою дочь, если держишься условия," сказалъ молодецъ.
Хорошо слово короткое, а веревка длинная. Женился молодецъ на царской дочери, потомъ женился и на дочери Охая. Оставивъ его, какъ ягненка, сосущаго двухъ матокъ, пришелъ я сюда.
Т.е. Уфъ!
- License
 - 
              CC BY
              
                
Link to license 
- Citation Suggestion for this Edition
 - TextGrid Repository (2025). Tschirkeevskij, Ajdemir. Охай. Kaukasische Folklore. https://hdl.handle.net/21.11113/4bfq0.0