Морской конь

Жиль-былъ царь, у царя было три сына. Каждый божй день, по утрамъ, приходили все три сына къ отцу, чтобы узнать, не скажетъ-ли онъ имъ чего, не прикажетъ-ли чего. Пошли они однажды къ отцу, —былъ отецъ, какъ-бы щитъ тучи нависъ надъ нимъ,—безмерно печаленъ былъ онъ. Сказали сыновья ему: "что съ тобой случилось? не услышалъ-ли ты дурной вести, не постигли-ли тебя великая беда или горе?“ — "Дурной вести я не слышаль, не постигло меня великое горе," —отвечалъ имъ отецъ, — "повергъ меня въ таковую печаль виденный мною въ прошлую ночь сонъ. Вь то мгновение, какъ солнце выходило изъ моря, выскочиль вследь за солнцемъ на берегъ моря белоснежный конь; мигомъ обежалъ онъ три раза вокругъ земли и потомъ скрылся опять въ море, —вследъ за нимъ и сердце мое какъ-бы кануло на дно морское. И оть царства моего и отъ всего света, сердце отвратилось, после того, какъ увиделъ я этоть сонъ."— "Мы отправимся, отець, за этимъ конемъ," сказали все три сына, "или найдемъ его, или умремь, — безъ того или другаго не вернемся." —Сели все три сына на коней, взяли каждый по заводной лошади съ запасомъ вкусной и легкой пищи и ударили по конямъ.

На третий день, въ полуденную пору, приехали они къ месту, где дорога делилась на три; на перекрестке вбить былъ каменный столбъ, на столбу надпись: "кто поедеть по правой или по левой дороге, тому нечего бояться; кто же поедетъ по средней, тотъ или умретъ или вернется со счастиемъ." Старший братъ поехалъ по правой дороге, средный по левой, меньшой погналъ по средней. ‚Куда ты едешь по дороге, где не знаешь самъ, живъ-ли или мертвъ будешь? Поезжай за однимъ изъ насъ," закричали ему братья. —"Ничего,—будетъ то, что Богомъ написано," отвечалъ [9] меньшой; "счастие, какъ петушый хвостъ въ ветряный день ¹ какъ знать, не наклонится-ли оно ко мне; поезжайте сами съ Божьей милостю,— если не вернусь, разскажите отцу, какъ было дело." Много братья не настаивали, и каждый поезхалъ по своей дороге.

Ехалъ меньшой братъ, ехалъ онъ, ехалъ много, ехалъ мало, ехалъ ночью, ехалъ днемъ, нашу гору миновалъ, чужую гору миновалъ, сорочью, галкину гору миновалъ, густыя леса прорезалъ, черезъ глубия ущелья проехалъ, прибылъ, наконецъ, въ некый лесъ, где отъ густоты не видно было неба, где отъ сотворения мира не слышался звукъ топора. Кружился царевичъ въ этомъ лесу, кружился въ немъ, кружился неделю, кружился месяцъ, кружился два, три, четыре месяца,—нигде ни следа человеческаго, ни жилища человеческаго, ни выхода изъ лесу. Проголодался онъ, напала жажда, на немъ одежда обветшала, подъ нимъ лошадь околела, оруже заржавело, на жизнь надежда пропала. Такъ былъ онъ, когда однажды нашелъ онъ человеческий следъ, шириною въ локоть, длиною въ три, глубиною въ локоть въ землю. "Умирать, такъ умру, — жить, такъ буду жить." сказалъ царевичъ и пошелъ по следу. Пройдя много, пройдя немного, добрался онъ до конца леса,— глядитъ,—гладкая поляна, посреди поляны семь башенъ, верхушками до неба достаютъ, вокругъ железный заборъ со стальными кольями, на каждомъ коле по человеческой голове. Дошелъ царевичъ до двора, вошель въ домъ, смотритъ,—передъ каминомъ сидитъ великанша, головой какъ бы въ потолокъ упираясь. Бросился къ ней царевичъ и приложился губами къ ея груди. "Теперь ты мой сынъ, а я твоя мать," сказала великанша,— "если бы ты не прикоснулся къ моей груди, то вотъ, чтобы я съ тобой сделала." Съ этими словами разорвала она на-двое кошку, отдыхавшую передъ каминомъ и, сунувъ въ золу, проглотила ее. Спросила тутъ она царевича: "изъ какой ты стороны, откуда пришель и какое имеешь дело?" Дело свое и что случилось въ дороге, все по правде разсказалъ царевичъ великанше. Сказала она царевичу: "семь сыновей у меня, все семеро—Нарты ²; каждый божий день отправляются они на охоту, и теперь на охоте; пора имъ уже вернуться. Спрячься въ этоть шкапъ-не то, если увидятъ, непременно умертвятъ тебя.[10] О томъ, что ты желаешь знать, я спрошу у нихъ; который нибудь изъ нихь верно что-нибудь да знаетъ." — Спрятался царевичъ въ шкапь, раздался на дворе вой борзыхъ, пришли семеро нартовъ съ охоты, у каждаго на плече по чинару съ привязаннымъ оленемъ. Войдя на дворъ, ударили деревьями оземь такъ, что въ дребезги они разбились, содрали съ оленей кожу и закричали матери, чтобы наставляла котелъ. Обнюхиваясь, какъ собаки, вошли нарты въ комнату и все семеро сказали: "человческимъ духомъ пахнетъ, человеческимъ духомъ пахнетъ." — "Что вы съ ума сошли, что-ли," сказала имъ мать, разсердившись, —"откуда здесь быть человеческому духу, —верно сами вы принесли его, потому-что бродите повсюду." Сваривъ мясо, поставила его мать передъ ними, вместе съ кувшиномъ браги, величиною съ домъ. Когда они наелись и напились, спросила ихъ мать: "есть-ли такой конь, который выходить изъ моря и въ одно мгновение обегаетъ землю три раза?" Шестеро старшихъ нартовъ ничего не ответили, меньшой сказалъ: "есть, матушка, такой конь, и хозяинъ его морской царь, живущий на дне морскомъ; каждый божий день, когда солнце выходить изъ моря, выскакиваеть конь на сушу, въ одинъ мигъ обегаетъ землю три раза, купается въ молочномъ озере, которое лежитъ подле моря, и потомъ, повалявшись на песке, вновь исчезаеть въ голубомъ море. На морскомъ берегу ростетъ чинаровое дерево, ветвями достающее до неба, на немъ веситъ золотое седло, которымъ седлается тотъ конь, и серебряная уздечка, которымъ онъ взнуздывается." —"Довольно теперь, спите, вы верно устали," сказала мать сыновьямъ. Легли, заснули семеро нартовъ. Мать выпустила царевича изъ шкапа, дала ему коня, одежду, все нужное въ пути и, указавъ дорогу къ морю, отпустила его.

Ехаль царевичъ, ехалъ, много ехалъ, мало ехалъ, и въ ту пору, какъ человкъ и вода спятъ, ³ доехалъ до морскаго берега. На берегу вырылъ онъ яму, сель въ нее и, не смыкая глазъ, провель такъ ночь. Забелела заря, вышло солнце изъ моря, вследъ за солнцемъ, въ виду царевича, и конь выскочиль на морской берегъ. Мигомъ обежаль онъ три раза землю, выкупался въ молочномъ озере и сталъ валяться на морскомъ берегу. Бросился царевичъ къ нему и, какъ змея, обвился вокругъ его шеи; трижды взвился конь кверху такъ, что, казалось, ударится онъ о [11] голубое небо, трижды падалъ на-земь такъ, что вздрагивала подъ нимъ черная земля: не оторвался царевичъ отъ шеи. "Ты победиль меня, теперь я твой, оседлай меня, взнуздай и садись на меня," сказалъ конь. Снявъ съ дерева седло и узду, царевичъ оседлаль, взнуздалъ коня и сель на него. "Что теперь прикажешь, что длать мне?" сказалъ конь.— "Доставь меня въ государство отца," сказалъ царевичъ. Пустился конь, какъ птица.

Много ехали, мало ехали, закатилось солнце, смерклось, стемнело, настала ночь, черная, какъ уголь; вдругъ опять озарились светомъ небо и земля. "Что за диво!" сказалъ самъ себе царевичъ, взглянувъ впередъ. Впереди гладкая степь, —обозревать ее глаза устанутъ,— посреди степи что-то сверкаетъ, светится, какъ солнце. Ударилъ царевичъ коня, погналъ, доехалъ, смотритъ— золотой пухъ. "Взять-ли мн его, или не взять?" спросиль царевичъ коня. — "Если возьмешь —пожалеешь, если не возьмешь — пожалеешь," ответилъ конь.— "Еели пожалью, не взявъ, то лучше ужъ пожалею взявъ," сказалъ царевичъ и надель пухъ на шапку. Ударивъ коня, погналъ, приехалъ къ городу, кругомъ стена, ворота заперты, ни откуда пути нетъ во-внутрь. Нашелъ царевичъ родникъ возле города и сошель съ коня. Сказалъ ему конь: "пусти ты теперь меня наесться травы; когда тебе понадоблюсь, подай голосъ,—будь я хоть за семью горами, вмигъ стану передъ тобою." — Пустиль царевичъ коня, подостлаль подъ себя потникъ, положиль седло подъ голову, накрылся буркой, пухъ спряталъ въ карманъ, снявъ его съ шапки, и заснуль, потомъ, какъ человекъ, не спавший шестьдесятъ сутокъ.

Увидевъ, что ночь светла, какъ день, сильно перепугались, перетревожились городские жители и побежали къ царю разсказать о чуде. Царь испугался еще более ихъ самихъ, велель поставить вокругъ города караулъ и до утра не могъ заснуть. Когда разсвело, послалъ царь за городъ сто человекъ въ полномъ вооружении; нашли они царевича еще спящаго; растолкавъ, подняли его и привели къ царю. "Что ты за человзкъ, изъ какого села, изъ какой страны, откуда пришелъ сюда?" спросиль его царь. — "Самъ не знаю, откуда я, — такъ себе, скитаюсь отъ скуки по свету," отвечалъ царевичь.—"Ты быль въ поле, не знаешь ли, какимъ чудомъ прошлая ночь такъ осветилась?" спросилъ его опять царь. — "Чудо это воть какое," сказаль царевичъ и подалъ царю золотой пухъ, вынувъ его изъ кармана. Людскимъ словомъ невыразимою, отъ сотворения мира неиспытанною любовию [12] воспылалъ царь къ тому созданию, отъ котораго упалъ золотой пухъ. Сказалъ царь царевичу: "откуда хочешь, но достань мне то создане, съ котораго упалъ этотъ пухъ, иначе отсеку я тебе голову." Чтобы царевичь не обманулъ, заставилъ его царь поклясться молокомъ матери. Пошелъ царевичъ, опустивъ голову; выйдя за городъ, кликнулъ онъ: какъ бы изъ земли, выросъ передъ нимъ белый конь. "Что ты такъ печаленъ, что такъ грустенъ?" сказаль конь. Разсказаль царевичъ, что произошло у него съ царемъ. "Не грусти ни на волосъ, пусть все на свете будетъ для насъ такъ легко, какъ это," сказалъ конь: "помнишь-ли ты то молочное озеро, въ которомъ я купался?" — "Помню", отвечалъ царевичъ. — "У морскаго царя есть три дочери," сказаль белый конь, — "каждый божий день, когда солнце достигаетъ полудня, обернувшись въ голубей, прилетаютъ они къ озеру и, снявъ съ себя на берегу голубиныя шкурки, купаются. Тотъ пухъ, который мы нашли, отпаль отъ младшей сестры. Спрячься въ кусты, которые ростутъ вокругъ озера; когда они войдутъ въ озеро, то проворно схвати шкурку младшей сестры и положи за пазуху; подплыветь она къ берегу и будетъ упрашивать, чтобы ты отдалъ назадъ шкурку; смотри, —чтобы она ни говорила, —не отдавай ей шкурки и не слушай ея; если такъ сделаешь, то она за тобой всюду последуетъ и будетъ выполнять все, что ей прикажешь."

Селъ царевичъ на коня, въ одинъ прыжокъ очутился конь у озера, спрятался царевичь въ кустахъ, солнце поднялось къ полудню и, со свистомъ прилетевъ, сели на берегу озера три голубя. Снявъ съ себя голубиныя шкурки, превратились они въ лучезарныхъ красавицъ и нырнули все три въ озеро. Выскочивъ, положилъ царевичъ шкурку младшей сестры за-пазуху; приплыла она къ берегу и начала просить свою шкурку назадъ; сколько ни просила она, не послушался ея царевичь и не отдалъ. Надъвъ свои шкурки, полетели старшия сестры; младшая закричала имъ веледъ: "сестры, разстаюсь теперь съ вами, должна остаться здесь; доставьте сюда хотя сундукъ, въ которомь мои уборы." Скорее, чемъ лошадь успееть сделать три скачка, прилетели сестры назадъ, поставили на берегу озера коралловый сундукъ, величиною съ кулакъ, и скрылись опять въ голубомъ небе. "Отвернись, пока я одзнусь", сказала девица. Отвернулся царевичъ. Одевшись въ платье изъ такой материи, которой и названя нетъ, отъ блеска которой глаза болятъ, стала дфвица передъ царевичемъ. [13] Селъ царевичъ на коня, сзади посадиль девицу, ударивъ коня, погналъ. „Куда везешь ты меня?“ спросила, девица. — "Видишь ли ты этотъ городъ?" сказалъ царевичъ. — "Вижу", отвчала девица. — "Везу тебя, чтобы отдать царю этого города."— "Вместо того, чтобы отдать ему меня, за чемъ самъ не возьмешь за себя?" сказала девица. Разсказаль ей царевичь, что произошло между нимъ и царемъ. Такъ разговаривая, доехали

они до города. Тутъ пустилъ царевичь коня и, ведя двицу, отправился къ царю.

Едва увиделъ царь девицу, какъ глаза стали у него съ кулакъ, затряслась борода, застучали зубы, языкъ высунулся, какъ у вола; не откладывая дела ни на минуту, вознамерился онъ взять девицу за себя. "Не пойду я за такого старика, какъ ты," сказала девица, "стань двадцатилетнимъ молодцомъ, тогда пойду за тебя." —"Какъ воротить мне ушедшую жизнь?" проговорилъ царь. Отвечала девица: "вырой ты подле города колодезь, глубиною въ пятьдесятъ локтей, наполни его молокомъ бурыхъ коровъ, выкупайся въ немъ, тогда станешь двадцатилетнимъ молодцомъ." Отвечалъ царь: "въ целомъ царстве моемъ не найдется столько бурыхъ коровъ, чтобы наполнить молокомъ ихъ такой колодезь." —"Возьми," сказала девица, вынувъ изъ кармана маленький платокъ и подавая его царю, — "пошли человека съ этимъ платкомъ на вершину горы, которая передъ нами; прикажи ему, когда достигнетъ онъ вершины, махнуть платкомъ: вся окрестная страна, наполнится бурыми коровами." —Всемъ жителямъ города приказаль царь рыть колодезь; человека съ платкомъ послалъ на гору. Достигнувъ вершины, махнуль тотъ человекъ платкомъ: изь лесовъ, изъ горъ, съ тысячи разныхъ местъ, набежали съ ревомъ бурыя коровы къ городу. Выдоила ихъ девица, наполнился колодезь. Сказала девица: "приведите сюда самыхъ старыхъ мужа и жену, какие только найдутся." — Привели старика, которому, казалось, было летъ сто, сгорбившагося, слепаго; привели такую же женщину. Толкнула ихъ девица въ колодезь: старикъ сталъ двадцатилетнимь молодцомъ, старуха пятнадцатильтней девушкой. Какъ только увиделъ это царь, то, не глядя более ни на что, бросился въ колодезь. Пошель онъ ко дну, какъ свинець, и теперь, говорятъ, еще тамъ. "Прощайте", сказаль царевичъ городскимъ жителямъ, вскочиль на коня, девицу посадиль позади себя, тронуль белаго коня и очутился въ некоторомъ другомъ городе.

Пошелъ царевичъ на базаръ купить кое-что и нашель тамъ [14] своего старшаго брата, одетаго въ ветхое, въ лохмотьяхъ платье, истощеннаго: продавалъ онъ на базар хлебъ, чтобы добывать себе пропитание. Обрадовались братья, обнялись, каждый разсказалъ, что съ нимъ случилось. Купилъ меньшой братъ старшему одежду, купилъ ему коня, даль оруже и взялъ съ собой. Доехали они, спустя некоторое время, до другаго города, пошли на базаръ: нашли средняго брата, въ самомъ отчаянномъ положении; нашли его служителемъ у мясника, продавалъ онъ мясо. Купиль для него меньшой братъ все необходимое. Поехали теперь все три молодца, вместе съ дъвицей, поехали прямо, какъ стрела, въ царство своего отца.

Сильная зависть поселилась въ старшихъ братьяхь къ меньшому. "Какъ теперь намъ быть на свете," говорили они другъ другу, "какъ покажемся отцу, какъ покажемся жонамъ? Или должны мы умереть, прежде чемъ доедемъ до дому, или должны убить меньшого брата." Сказаль средый братъ: "впереди колодезь, глубиною въ шестьдесятъ локтей, въ которомъ вода изсякла; подъезжая къ нему, скажемъ брату: давай-ко, пустимъ лошадей вскачь. На скаку, взявъ его въ середину, направимъ мы его прямо къ колодцу: и конь и самъ онъ провалятся туда." Согласились оба брата. Подъезжая къ колодцу, сказали старшие братья меньшому: "давай-ко, пустимь лошадей вскачь." Засмеялся меньшой братъ и сказаль: "мой конь въ одинъ мигъ три раза землю обегаетъ, могутъ-ли ваши лошади скакать съ нимъ?" — "Неть нужды, ответили братья, хоть посмотримь на скачку твоего коня." Пустились все трое вскачь; взявъ меньшого въ средину, направили его старшие братья прямо къ колодцу. Достигнувъ до колодца, сталь белый конь, какъ вбитый гвоздь, а царевичь головой впередъ упалъ въ колодезь. Бросились оба брата ловить коня, но, лишь протянули руки, какъ исчезъ онъ изъ виду. Взявъ съ собой девицу, приехали братья въ отцовскй городъ. Заперли они девицу въ башню, приставили стражу и пошли къ отцу. На одну ложь нанизали они десять, на десять сто, и сказали ему: "виденнаго тобою во сне коня нетъ въ целомъ свете; ни подъ небомъ, ни на земле не осталось места, где бы мы не побывали, где бы не искали; не нашли человека, который бы видьль этого коня, или зналь о немъ, или слыхаль о немъ." — Не нужно мне коня, куда девался вашь меньшой братъ?" сказалъ царь.—"Кричали мы ему не езди, но, не послушавъ насъ, поехалъ онъ по недоброй, опасной дороге; [15] более мы его не видали; не знаемъ, умеръ ли онъ, не знаемъ, живъ ли." Сильно опечалился царь, въ городе въ каждомъ дом плачъ поднялся, все царство въ черное оделось.

Теперь начали братья подсылать къ той девице одну вдову; каждый просилъ, чтобы девица пошла за него. Отвечала она: "не пойду я за торговцевъ хлебомъ и мясомъ; сама знаю, кто возьметъ меня, а они пусть берегутся." — Глядела разъ девица изъ окна башни, видитъ: кружится по степи белый конь, устремивъ на нее глаза; махнула девица рукой, очутился конь подъ окномъ. "Где твой хозяинъ?" спросила девица. —"Разве не знаешь ты, что онъ брошенъ въ колодезь?" отвечаль конь.— "Какъ бы вытащить его оттуда?" сказала девица. Отвечаль конь: брось ты мне на шею веревку, длиною въ шестьдесятъ локтей и съ петлей на конце; если петля, попадеть мне на шею, то я вытащу его." Не нашла девица подле себя веревки, отрезала плотно косы свои и выпряла изъ нихъ веревку длиною въ шестьдесять локтей; сделала петлю на конце и бросила веревку: петля попала коню на шею. Взвился белый конь и очутился у колодца; опустилъ во-внутрь веревку, царевичъ ухватился, дернулъ конь, очутился царевичъ на-верху. Сель царевичъ на коня, поехалъ въ городъ, увидели его братья едущаго: одинъ побежалъ на востокъ, другой на западъ, и теперь, гопорятъ, еще не остановились.

Обрадовался царь, все царство возликовало. Что тутъ долго толковать? Женился царевичъ на девице, ударили въ медный барабанъ, задули въ кожаную зурну, засвистели дудки, голодный насытился, печальный обрадовался. Ни днемъ, ни ночью не отдыхая, спать не ложась, куска въ ротъ не кладя, поспель я сюда, чтобы разсказать, какъ что было.