Красавица Езензулхаръ

teiHeader

Вечеромъ, поздней порой, три сестры чесали шерсть. Разговаривая о томъ, о семъ, старшая сказала: "если бы нашъ царь взялъ меня за себя, то я бы изъ одного комка шерсти наткала сукна, чтобы одеть все царское войско." Средняя сказала: "если бы царь взялъ меня за себя, то я бы одной мерой муки насытила все царское войско." Заговорила тутъ меньшая. "Если бы царь взяль меня за себя" сказала она, "то я родила бы царю сына съ жемчужными зубами и дочь съ золотыми кудрями." Подъ окномъ стоя, усльшалъ царь все это. Въ эту самую ночь женился онъ на старшей сестре; на другой день вечеромъ женился на средней. Ложью оказались слова обеихъ; не исполнили они того, что обещали. На трет вечеръ, женился царь на младшей сестре; въ эту самую ночь забеременела она, а по утру царь, вставъ, отправился къ войску, чтобы воевать съ другимъ царемъ.

По отъезде его, ровно черезъ девять месяцевъ, родила, она сына съ жемчужными зубами и дочь съ золотыми кудрями. Изъ зависти, отнявъ у нея детей и на место ихъ положивъ щенка и котенка, отправили старшия сестры человека къ царю съ вестю, что жена его родила щенка и котенка; послали они также раба, отдавъ ему детей съ темъ, чтобы онъ бросиль ихъ въ крапивное ущелье. Прислалъ царь сказать: "бросьте въ реку щенка и котенка, а мать, обвернувъ въ ослиную кожу, положите передъ воротами; пусть и входящий плюетъ на нее для срама, и выходящий пусть делаетъ тоже."

Когда рабъ пошелъ назадъ, бросивъ въ крапивное ущелье мальчика и девочку, подошла къ нимъ златорогая лань; подошла, и легла возле нихъ. Досыта сосали они ее. Такъ кормила она ихъ, пока они не выросли. Когда же выросли, пошла лань впереди, а они за нею; впереди шла лань, позади шли дети; шли, шли, много шли, мало шли, дошли до некоего замка. Вошли вовнутрь юноша и девица, — ни души нетъ, а убранство хоть бы для царскаго дома; все, что нужно для мужчины и для женщины, все нашлось. Стали они тутъ жить. Началь братъ безпрестанно ходить на охоту, а сестра оставалась дома и хозяйничала.

Однажды, когда братъ былъ на охоте, девица купалась въ ручье, который протекалъ передъ замкомъ. Въ то время, какъ она купалась, унесла вода одинъ ея волосъ. Ручей тотъ протекалъ черезъ столицу царя, отца ихъ. Попалъ тамъ волосъ въ кувшинъ вдовы; отнесла она показать его царскимъ женамъ. Какъ только увидели, узнали они, чей это волосъ, узнали, что мальчикъ и девочка вышли живы изъ крапивнаго ущелья. Много обещавъ дать, многое и въ руки давъ, сказали они вдове: "у девицы, съ головы которой спалъ этотъ волосъ, есть братъ; они враги наши; какимъ бы то ни было способомъ, какую бы хитрость и новарство ни придумавъ, постарайся погубить того юношу; когда онъ погибнетъ, то съ самой девушкой легко будетъ справиться; мы же векъ не забудемъ твоей услуги."

Пошла тутъ проклятая вдова прямо вверхъ по ручью, пошла, много шла, мало шла, дошла до замка. Одну-одинехоньку нашла она девицу. Змеиное шепнувъ, лисье молвивъ, сказала ей вдова: "не имя никого возле себя, какъ ты можешь жить? Случается дурное, случается хорошее; следуетъ твоему брату приискать тебе развлечение; на востоке, за двумя скалами, которыя одна о другую ударяются, растетъ яблоня; сама съ собою говоритъ она, говоря въ ладоши хлопаетъ, въ ладоши хлопая пляшетъ; скажи брату, чтобы онъ принесъ тебе отъ нея одну ветвь; станетъ она передъ тобою говорить, плясать, и никакъ не дастъ тебе соскучиться." Сказавъ это, пошла вдова назадъ. Когда вернулся братъ съ охоты, заплакала девица передъ нимъ, стосковалась. "Бросивъ меня дома," сказала она, "каждый день уходишь ты на охоту; чемъ мне развлечься, чемъ заняться, думаешь ты? Тоскуя, не зная, что делать, умру я одна-одинехонька." — "Что же мне делать, чего хочешь ты отъ меня, сестра?" сказалъ юноша. — "На восточной стороне, за двумя скалами, сама съ собой говорящая, говоря въ ладоши хлопающая, въ ладоши хлопая пляшущая яблоня есть, сльшино," сказала она: "если ты принесешь съ нея одну ветвь, то хоть бы ею развлеклась я."

Сель юноша на коня, ударилъ, погналъ къ восточной стороне. Много ехавъ, мало ехавъ, приехалъ онъ къ скаламъ. То съ гуломъ ударяясь одна о другую, то расходясь, то ударяясь, то расходясь,—такъ были они. За ними, само съ собою говорящее, говоря, въ ладоши хлопающее, въ ладоши хлопая, пляшушщее дерево; къ нему нетъ дороги, какъ промежъ скалъ. Хорошенько коня подобравъ, взадъ и впередъ вскачь пустивъ, заставилъ молодець коня прыгнуть: съ трескомъ ударились скалы одна о другую, отрезался хвостъ у коня, а молодецъ на той стороне очутился. Сломивъ съ дерева ветвь,—лишь только скалы, ударившись одна о другую, разошлись, —заставилъ онъ коня прыгнуть назадъ, очутился на этой стороне. Положивъ ветвь на плечо, поехалъ онъ домой.

Немного времени спустя, пришла снова таже вдова узнать, что случилось. Юноша былъ на охоте, а передъ девицей, сама съ собою говорящая, говоря въ ладоши хлопающая, въ ладоши хлопая пляшущая ветвь дерева. Сказала вдова девице: "долго-ли будешь ты забавляться этимъ? скоро тебе это надоесть; не годится такой девице, какъ ты, жить безъ подруги. За моремъ, въ серебряныхъ чертогахъ, живетъ красавица, по-имени Езензулхаръ; красивее ея, богаче ея, умнее ея нетъ другой женшины на целомъ свете. Пошли ты своего брата жениться на ней; когда она приедетъ сюда, то, находясь возле нея, никогда не узнаешь ты, что такое скука." Въ сердце девицы эту мысль положивъ, ушла вдова назадъ.

Когда пришель братъ съ охоты, заплакала передъ нимъ девица, стала жаловаться. "Бросивъ меня совершенно одну," сказала она, "безъ отдыха бродишь ты; надоела мне уже эта ветвь; не имя возле себя живаго существа, пропадаю, съ ума схожу я. За моремъ, слышно, живетъ въ серебряныхъ чертогахъ красавица, по-имени Езензулхаръ; поезжай жениться на ней; тебе будетъ жена, а мне сестра."

Ни въ чемъ, сестрой сказанномъ, не отказываль юноша; столь много любилъ онъ ее! Выбравъ добраго коня, селъ онъ на него, наделъ блестящее оруже, ударилъ, погналъ, поехалъ. Ехалъ онъ, ехалъ, много ехалъ, мало ехалъ, ночью ехалъ, днемъ ехалть, ехалъ, ехалъ. Много земли оставивъ позади себя, далеко заехалъ, нашелъ онъ на краю дороги сидящаго старика съ большою бородою. Юноша сказаль ему приветствие, темъ же ответиль старикъ. "Счатливаго пути, сынъ мой, куда едешь, если Богъ попуститъ?" сросиль старикъ. —Разсказаль юноша.—"Не езди туда, сынъ мой, если послушаешь моего совета," сказалъ старикъ; "поехавъ туда, не достигнешь желаемаго; мало-ли подобныхъ тебе храбрецовъ отправилось вдоль по этой дорог сватать Езензулхаръ, а ни одинъ не вернулся. Живетъ она въ окруженныхъ водою серебряныхъ чертогахъ; черезъ воду только и есть къ нимъ доступъ. Ставъ на берегу реки, надо закричать ей; на голосъ если она не выйдетъ, до коленъ стынеть подавший голосъ человекъ; во второй разъ закричавъ если не выйдетъ, до сердца стынетъ, а на третий зовъ если не выйдетъ, то все тело стынетъ и человекъ каменеетъ. Весь берегъ реки усеянъ таковыми остывшими всадниками." —"Да, дастся тебе счасте, отець мой," сказалъ юноша, "старшихъ людей советамъ следовать должны младшие, но, какъ бы то ни было, чему подверглось столько храбрецовъ, могу и я подвергнуться." Сказавъ это, поехалъ юноша, своей дорогой.

Ехалъ онъ, ехалъ; много ехавъ, мало ехавъ, доехалъ, наконецъ, до чертоговъ Езензулхаръ. Какъ сказаль старикъ, берегъ реки нашель онъ усъяннымъ остывшими всадниками. Проговоривъ имъ за упокой, закричаль онъ: "Эй, Езензулхаръ!" — не вышла, она, остылъ онъ до коленъ; во второй разъ закричаль, — не вышла, она, остылъ онъ до сердца; въ третий разъ закричалъ, — не вышла Езензулхаръ, остыль онъ весь и окаменель.

Пока это происходило съ юношей, девица ожидала его приезда и думала о немъ. Месяць прошелъ,—не приехалъ; два, три, четыре месяца прошло,—не приехалъ. Наконецъ, отчаясь въ немъ, подбила она себе стальныя подошвы, опоясалась веревкой, взяла въ руки железную палку и пошла прямо по той дороге, по которой уехалъ братъ.

Шла она, шла, много шла, мало шла; уставая, не отдыхала, голодая, пищи не вкушала; шла, шла, нашла того самаго старика. "Куда держишь путь, дочь моя, если допустить Богъ?" спросилъ онъ. Разсказала она. "Твой братъ, остывъ, давно уже окамензлъ," сказалъ старикъ; "подобно ему, много тамъ остывшихъ людей, поехавшихъ за темъ, чтобы жениться на Езензулхаръ; если она не покажется, то никогда не оживутъ они. Когда дойдешь туда, то закричи разъ, закричи другой разъ; если въ оба раза она не выйдетъ, то закричи въ третий: "неужели ты прекраснее меня, златокудрой, что такъ гордишься?" Тогда, никакъ не утерпитъ она, чтобы не показаться наружу."

Пошла девица, пошла, дошла. Дойдя, проговорила она сперва за упокой за всехъ; потомъ, плача обняла брата. За темъ, ставъ на берегу реки, закричала, она: "Эй, Езензулхаръ" — не вышла она, остыла девица до коленъ; во второй разъ закричала‚—не вышла Езензулхаръ, остыла девица до сердца. "Неужели ты прекраснее меня, златокудрой, что такъ гордишься?" закричала она въ третий разъ. —"Кто эта златокудрая?" сказавъ, вышла Езензулхаръ. Съ шумомъ ожили все остывишие люди. Все богатыри назвали юношу братомъ, а девицу сестрой. Севъ въ золотую лодку, переправилась тутъ Езензулхаръ на этотъ берегъ. Все богатыри сказали ей: "мы назвали этого юношу братомъ, черезъ него ожили мы; все мы отдаемъ ему первенство; выходи ты за него замужъ, и будь намъ сестрою." Согласилась Езензулхаръ. |

Женился юноша на Езензулхаръ; вверхъ изъ мортиръ стрляли, внизъ изъ пушекъ стреляли; круглый месяцъ не умолкали барабанъ и зурна. Посль того, со всемъ имуществомъ Езензулхаръ, съ рабами и рабынями, съ сокровищами, съ хозяйствомъ, взявъ и всехъ богатырей съ собой, поехалъ юноша въ свой замокъ. На томъ же месте нашли старика. Назвавъ его своймъ отцомъ, взялъ его съ собой юноша, чтобы кормить до смерти. Проводивъ ихъ до дома, пожелавъ имъ добраго здоровья, вернулись богатыри, каждый на свою сторону. По-прежнему, сталъ каждый день на охоту ходить юноша.

Однажды, возвращаясь поздно съ охоты, встретилъ онъ множество всадниковъ, которые сбились съ дороги и блуждали. То былъ царь, отецъ его, съ своими нукерами. Привелъ ихъ юноша, въ свой замокъ, сделаль имъ въ эту ночь великое угощение, а утромъ проводилъ ихъ въ путь. Немного времени спустя, прислалъ царь человека звать юношу и всехь его домашнихъ, чтобы имъ сделать такое-же угощение, какое было ему сделано. Изготовились они ехать. Когда выезжали они изъ дому, сказаль старикъ юноше: "передь дворцомъ царя найдемь мы женщину, завернутую въ ослиную кожу; скажетъ тебе царь: плюнь на нее для срама, спроси его, въ чемъ ея вина? Ответитъ царь: зачемъ тебе знать ея вину? Безъ вины не было бы этого. Приступи къ нему, говоря: нетъ, скажи. Тогда онъ тебе разекажетъ."

Поехали они, доехали до царекаго дворца. Нашли они передъ дворцомъ женщину, обвернутую въ ослиную кожу. Выйдя имъ на встречу, сказаль царь юноше: "плюнь на нее для срама." — "Чъмъ она виновата?" спросиль юноша. — "Зачемъ тебе знать вину, безъ вины не было бы этого," ответилъ царь. — "Нетъ, скажи" приступиль юноша. Разсказалъ царь. Едва лишь кончилъ онъ разсказъ, какъ старикъ, раскрывъ ротъ юноши и показавъ его зубы, снявъ повязку съ девицы и распустивъ ея косы, сказалъ царю: "не это-ли твои дети? похожи-ли они на собаку и кошку?" Обезумелъ отъ изумления царь, а съ нимъ и весь остальной народъ.

Опомнившись, приказалъ царь, прежде всего, семью различными способами въ бане вымыть, въ лучшее платье одеть и на престолъ посадить мать этихъ детей. Потомъ, приказаль обеихъ старшихъ сестеръ, раба, ходившаго, чтобы бросить дътей въ крапивное ущелье, и вдову, ходившую къ девице, —пустить, привязавъ къ хвостамъ невыезженныхъ кобыль. Повлеклись все четверо кобылами.

Задалъ тутъ царь пиръ, задалъ, браги реки пустилъ, мяса горы навалилъ, съ востока зурнача позвалъ, съ запада барабанщика, позвалъ; плясуновъ пустилъ, канатныхъ скакуновъ пустиль. Тамъ быль и я, виделъ все, виденное вамъ разсказалъ.